"Образ будущего в российской научной фантастике" VK Fest 2023 фото, видео и стенограмма
VK Fest 2023. Знание.Лекторий. Сергей Лукьяненко и Александр Цыпкин. Образ будущего в российской научной фантастике
Заберет ли искусственный интеллект хлеб авторов, какие еще опасности ждут нас прямо сейчас, доволен ли Лукьяненко экранизацией «Ночного Дозора», как появилась песня про Антона Городецкого, в какой из своих романов Сергей хотел бы попасть после смерти, почему до сих пор нет седьмой книги «Дозора» и на какой стороне все-таки популярный фантаст – на темной или светлой? Все самое интересное, что я успел уловить во время их беседы в рамках VK феста. Читаем…
Российское Общество «Знание».
Видео интервью.
"
А: Искусственный интеллект – это опасность или возможность для нашего развития? Ведь вы и я можем скоро остаться без работы!
С: Ну, как только нейросети научатся мыслить, тогда да. Пока, конечно, искусственный интеллект – это не интеллект в полном смысле. Он не мыслит, он работает всё-таки по-другому. Но то, как в последнее время стали развиваться сети…. Chat GPT какое-то опасение уже вызывает.
А: Вот голливудские актёры вчера или позавчера объявили забастовку. Некоторые думают, что бастуют они за повышение цен, но нет. Совершенно дело не в этом. Сегодня есть идея оцифровать голливудских актёров, когда они подписывают контракт, и дальше, без их участия, их цифровая копия начинает играть любые роли и, в общем, использоваться. Они против этого, потому что это, естественно, разрушит всю индустрию. И, что самое важное, это является нарушением границ. Вот такая дискуссия, она реальна?
С: Я думаю, что реальна, потому что такие эксперименты уже проводились, если я не ошибаюсь, в одном из фильмов «Звёздных войн». Там были достаточно обширные съёмки с участием умерших актёров, и выглядело это достаточно естественно. По мере развития сети, по мере развития виртуальных способностей и мощностей это будет практически неизбежно. И если это будет не на уровне каких-то крупных государственных корпораций, то будет на уровне программы для личного пользования. Вот ты купил или скачал у пиратов какой-нибудь свежий фильм, посмотрел, и не нравилась тебе физиономия актера…взял и поменял ее. Хочешь, чтобы Боярский играл, или, например, Ален Делон. Кликаешь, меняешь, и твой любимый актёр начинает играть эту роль. Человечество столкнулось с тем фактом, что нейронные сети уже начинают вторгаться в процесс творчества. То есть пока они вторгаются на уровне вот таких вот соревнований. Но есть, опять же, книги, в которых уже изрядные фрагменты текста сгенерированы нейросетями. Нейросети генерируют плохо. Она просто занимается комбинацией из разных вещей, имитирует существующие куски стиля. Но она не думает, она не мыслит, поэтому в тексте неизбежно будут нелепости. Либо очень банальные ходы. То есть пока полноценный литературный текст нейросеть создать не может. Но пройдёт какое-то время, и она, возможно, сумеет это делать. Во всяком случае, на уровне 90% писателей.
А: Ясно, что вы не входите в эти 90%, но когда это и до вас доберется, у вас есть план «Б»?
С: Я думаю, что к этому моменту я уже просто перестану писать. Сяду на диван, возьму книжки, написанные до появления нейросетей, и буду с удовольствием читать. Но я не исключаю того, что одной из мер защиты станет прямой запрет на создание произведений с помощью нейросетей. Как сейчас запрещают студентам и школьникам писать рефераты и курсовые работы с помощью сеток. Тоже самое будет и с произведениями.
А: Какие опасности ждут человечество? Что вы видите сегодня из ключевого на ближайшие 50 лет?
С: Я не буду говорить про проблемы с экологией, которые очень любят поднимать на Западе, потому что эти проблемы, на самом деле, гораздо менее страшны, чем нам пытаются показать. Это немножко выдуманная из пальца проблема, чтобы было с чем бороться и чем забивать головы. Я, может быть, скажу печальную для людей вещь, но в масштабах планеты Земля человечество, в общем-то, такая мелочь, которую можно целиком спрессовать в кубики и утопить в маленьком озере. Говорят, если всё человечество собрать и поместить в Байкале, там уровень воды поднимется всего на пару миллиметров. Это все, что надо знать о нас и нашем влиянии на природу.
Мы, конечно, много вредим природе, но какой-нибудь серьезный взорвавшийся вулкан за пару дней выдаст углекислого газа и прочей пыли в атмосферу куда больше, чем человечество за год. Помните, был такой исландский вулкан Эйяфьядлайёкюдль. Стоило ему немножко там «побухтеть» в Исландии, и на всей Европе самолеты перестали летать, потому что летать стало опасно. Экология – не такая большая проблема, на мой взгляд.
Основная проблема в нас самих – социальное неравенство, социальные конфликты. Тот факт, что очень неограниченное количество стран входит в так называемый условный золотой миллиард. В общем, даже и не миллиард, по большому счету.
А: А мы входим?
С: По стандартной классификации – не входим. Хотя, если честно, я бы сказал, что это наши завышенные желания. На мой взгляд, наша страна в этот миллиард тоже входит, если посмотреть… Если по Европе реально поездить, не только по парадным улицам, посмотреть, как там жизнь протекает. То есть, основная проблема – это неравенство, неразумное сверхпотребление. Я думаю, никакой не секрет, что большинство технических устройств, которые мы покупаем, производится заранее с расчетом на то, чтобы они сломались через несколько лет. Равно как одежда. Этой же цели служит и мода. То есть, это все такое искусственно раскрученное, чтобы люди быстрее и быстрее меняли. Вот вышел новый айфон, и все, старый айфон, разве что, бабушке отдать. Все должны купить новый айфон. Почку продай – айфон купи.
Я думаю, что основная человеческая проблема не социальная. Бояться надо не изменения климата, не падения метеорита, а того, что мы просто загубим общество его расслоением на бедных и богатых.
А: А это можно изменить? Люди ведь созданы неравными.
С: Люди созданы неравными, но общество и государство должны вырабатывать определенные социальные способы, определенные механизмы, которые позволят сглаживать основные неравности. Хотя Советский Союз во многом погубило обратное. Уравнивались все, и в результате терялся интерес людей к дальнейшему развитию: ты можешь быть суперквалифицированным инженером, ты можешь что-то изобретать, но особой пользы для себя уже не видишь.
А: Вы довольны экранизацией «Дозора»? Может ли вообще автор быть доволен экранизацией?
С: Наверно, может, но очень редко. Понимаете, я доволен им как фактом, потому что это был достаточно громкий и крутой фильм, который посмотрело огромное количество людей. Это наше кинопроизводство… Фильм перевернулся, тряхнул, и стали активно снимать наше кино, то есть это огромная была удача. Разумеется, он очень сильно помог мне, потому что после этого книги вышли примерно в 30 странах, тиражи взлетели и прочее. Поэтому ругать фильм я не буду ни в коем случае. Ни «Ночной Дозор», ни «Дневной Дозор». Но надо понимать, что они очень далеко ушли от изначальных текстов.
А: Очень далеко?
С: Очень далеко, да. То есть оба фильма, по сути, сняты по первой, отчасти по второй части. А книжек шесть.
А: Но вы же там числитесь автором сценария, я правильно понимаю? Если не можешь остановить – возглавь.
С: Знаете, я сам там какие-то ходы в итоге подсказывал, которые вызвали, в общем, негативную реакцию даже у зрителей. Понимаете, когда снимали первый фильм, там материала было отснято часов на 15.
А: Вот деньги были какие большие у людей, правильно?
С: Да это не столь вопрос денег. Это вопрос просто длинных сцен. Это всегда так делается. Никогда режиссер не снимает вот тютелька в тютельку тот фрагмент, который…
А: Так сейчас попробуй снять на минуту дольше. Ему быстро шоураннер объяснит, как и что нужно делать. Это святые двухтысячные.
С: Ну, кому как. Слава Богу, все-таки снималось там не на пленку. Или на пленку… Я даже уже сейчас боюсь вспомнить. Может, и на пленку.
Но суть в том, что там было огромное количество материала. Когда его урезали, получилось четыре часа кинофильма. Ну, кто это высидит в зале? Стали резать дальше. Урезали до двух [часов] с минутами. Причем там бой шел за каждую секунду…
И когда это все урезали, то посыпался весь сюжет. Стало не понятно, как и что герои делают в той или иной ситуации. Все это пришлось заново монтировать за счет переозвучки, за счет доснимки каких-то крошечных эпизодов. Пришлось всему придавать какую-то разумность происходящего. И, разумеется, при этом сюжет пришлось менять. Потому что тот сюжет, который был изначально, уже было не выкинуть. То есть это была очень смешная процедура. И все равно до последнего момента все были в панике, поймет ли вообще зритель, что происходит на экране. Опять же, учитывая, что жанр непонятный, фантастику сто лет не снимали. И тогда была придумана вот эта идея: в конце написать песню «Жил был на свете Антон Городецкий», где будет просто пересказываться все, что было в фильме. Чтобы зритель хотя бы на титрах понял, что он посмотрел.
А: Ах вот для чего! Слушайте, а это хорошее ноу-хау. В конце фильма всегда песня, где краткое содержание.
С: Ну это на самом деле было так. Мне позвонили и говорят: «Напиши песню». Я вот так вот глаза выпучил, говорю: «Я же не поэт, я не умею песни писать…. Это ерунда какая-то, это нельзя так делать». Там отмазки, что ты не поэт, не принимаются. Ну я сел, думаю, надо написать какую-нибудь стебную песню, чтобы все сразу поняли, что это глупости, и больше не приставали ко мне с этим. Я сел, написал песню, такой вот рэпчик бодрый, через неделю… и от меня отстали. А я через неделю или две спрашиваю: «Ну как вы, убедились, что песня не годится?». Они говорят: «Нет-нет, мы отдали Кристовскому. Он ее там подправил, подчистил, дописал свои куплеты, и уже сейчас записывают».
А: А вы там указаны автором текста этой песни?
С: Да, я указан.
А: То есть вы поэт-песенник, правильно? Вы бард.
С: Да [смеется]. Ну, бард — не бард… По крайней мере, одна песня, которая причем бестселлером была, во всех каких-то парадах, да, я ее написал в тексте. Меня потом выискивали из каких-то известных групп, достаточно популярных даже до сих пор, с предложением и им песню написать.
А: Слушайте, если вы хотите сидеть на диване, когда нейросеть будет за вас писать, начните песни продавать сейчас. Потому что, по крайней мере, это будет понятный денежный поток.
С: Ну, хорошая мысль, да. Я тут уже предлагал пару раз в каких-то проектах киношных, может, песня тут надо? Ну, пока никто больше не просит, говорят: «Нет-нет, у нас есть наши там поэты-песенники и так далее».
А: А вы, кстати, верите, что наша жизнь закончится, и потом спросят с вас (и с меня тоже): «Что вы делали конкретно 15 июля 2023 года и зачем?». Есть у вас концепция, что потом будет?
С: Ну, за 15 июля 2023 года я могу точно отболтаться. Скажу, я выступал перед людьми, говорил о высоком, о хорошем. То есть в этот день, по крайней мере, точно нормально всё.
А: Но, тем не менее, у вас есть своя концепция, что происходит с нами после того, как здесь «свет выключили»?
С: Ну, к счастью, таких знаний ни у кого нет. Я всегда придерживаюсь очень нравящейся мне точки зрения, что писатель-фантаст на том свете попадает в тот мир из им описанных, который ему наиболее симпатичен.
А: Это сейчас автор «Голодных игр» напрягся, мне кажется.
С: Пускай. Надо писать иногда и позитивные миры. У меня такие есть.
А: А, то есть вы планируете попасть в хорошее книжку?
С: Конечно. Ну, хотя бы в «Ночной дозор».
А: Насколько вам сейчас проще пишутся условия будущего, которое наступает очень быстро? наступает прямо сейчас? Вы начали писать какие-то произведения и то, что вам казалось будущим, наступило до того момента, как роман сдали в печать.
С: Ой, на самом деле, это мешает. Я много лет уже пытаюсь написать седьмую и завершающую книгу «Дозоров». Чтобы уже все от меня отстали. Даже если неожиданно помру, то читатели вслед мне не кричали: «Сволочь, так и не дописал!».
А: Все равно будут писать. А за вас нейросеть допишет, вы не волнуйтесь.
С: Разве что нейросеть. Но я боюсь, что она допишется иначе, не так, как это сделал бы я. И я начал в какой-то момент. Я знаю весь сюжет, я знаю все твисты, повороты. Знаю, что это получится интересно. Я написал где-то треть. Тут! бац! наступил ковид, и вся реальность вокруг героя должна поменяться. В условиях наступающего будущего, когда резко меняется жизнь вокруг. А «Дозоры» ведь все написаны вот про то, что здесь и сейчас. В каждой книжке можно найти четкие ориентиры, в какое время это происходит. Я понимаю, что тут сейчас писать. Я пишу, заканчиваю книжку и после этого снова надо начинать ее немедленно переписывать. Потому что мир изменился и она уже происходит не в нашем мире, а не по пойми где.
"
Фото
