Blog: КВАZИ (5)
Глава третья
Приют
Михаил стоял у внутреннего барьера и внимательно смотрел на тёмные башни Химок. Большинство домов давным-давно стояли с выбитыми окнами, потемневшие и облупившиеся. Но кое-где в рамах поблёскивали стекла. Я знал, что ночами там даже горит свет.
Барьер на Мкаде двойной. С внутренней стороны дороги и с внешней. Поначалу по Мкаду даже не ездили. Тогда он был ещё не именем собственным, а аббревиатурой. МКАД – Московская кольцевая автодорога.
Потом, когда всё более-менее устаканилось, движение всё-таки открыли. В основном для грузового транспорта, ну и по спецпропускам. Режиму безопасности это не мешало, наоборот. Я слыхал, что пару раз какие-то особо наглые восставшие проникали за внешний барьер – и их с удовольствием размазывали по асфальту водители грузовиков.
Но последнее время на московский периметр никто не нападал. Поселения кваzи за Мкадом задерживали восставших и отводили в резервации. Впрочем, пулемётные гнезда на вышках, сооружённых на фундаментах старых надземных переходов через Мкад, остались. И пограничники с собаками – тоже.
Но сами барьеры, которые второпях сооружали из решёток и колючей проволоки, превращать в неприступные стены не стали. Не оказалось в этом нужды. Так что через двойные решетчатые заборы, между которыми лежали десять полос автодороги, прекрасно просматривалась Замкадье – обитель кваzи и восставших.
Ну и некоторых особо упёртых людей.
- Там, в Химках, большая община, - сказал я. – К примеру в тех двух высотках, видишь? Начиная с пятого этажа – все жилые. У них и электричество от Москвы подведено. И по отдельным зданиям тоже есть общины. Живут как-то. От восставших отбиваются помаленьку, помощи не просят. Ну и там старая трасса на Питер и к аэропорту, хорошо, что рядом люди живут…
- Я знаю, - сказал Михаил. – Мы приглядываем за этой общиной. Восставшие чуют людей и идут к Химкам со всех сторон. Мы их перехватываем. Всем польза – восставшие попадают в резервации, нам меньше хлопот с поисками, Москве – меньше нападений.
- То есть вы ловите восставших на жителей Химок? Как на живца? – поразился я.
- Ну да. Мы за всеми человеческими общинами в провинции приглядываем и помогаем. По мере сил.
Я неохотно кивнул. Разумная политика, что спорить.
- Нормально вчера устроились? – спросил я.
- Да, неплохо. Найд нашёл в квартире старый аквариум. Хочет завести рыбок… Денис, почему ты думаешь, что они поедут здесь?
- Он поедет через ленинградский пропускник, - сказал я, проигнорировав «они». – Вот увидишь.
- Но почему? Поездка в Питер на машине – хороший предлог, можно пристать к каравану, а потом съехать с дороги… но у Москвы десять выездов.
- Пойдём, - сказал я. – Вон машина похожая на ориентировку…
Михаил ещё раз посмотрел на Замкадье. Пробормотал:
- Очень странно видеть всё это с другой стороны…
Мы спустились с насыпи к площадке перед пропускником, где как раз заканчивали формировать полуденный караван на Питер. По спецразрешению можно было выехать и в одиночку, но дураков в Москве мало. Все предпочитали выезжать группами – в восемь утра, в полдень, в шесть вечера. Четыре стареньких колесных БТР охраны, машина скорой помощи и две бронированные полицейские машины должны были сопровождать целую кавалькаду – полсотни фур и три десятка легковушек.
То, что между Москвой и Питером существовало автомобильное сообщение, объяснялось отчасти традицией, отчасти сохранившимися вдоль трассы человеческими поселениями (через большую часть, конечно, проходила железная дорога), а отчасти – человеческим упрямством. Никаким восставшим нас не запугать.
Сейчас все, готовящиеся к выезду, стояли на бетонированной площадке, когда-то бывшей парковкой огромного молла. Скучающие дежурные ходили между машин, бегло оглядывая шины, проверяя, залит ли полный бак бензина.
- Вон тот белый седан «Рено» на краю площадки, - сказал я.
- Да, номер сходится, - подтвердил Михаил.
Я с такого расстояния номера разглядеть не мог. Обидно, что у мёртвого зрения лучше, чем у меня.
Мы прошагали мимо дальнобойщиков, суровых ребят с табельными мачете на поясах и подошли к старой «реношке». Дальнобойщики поглядывали на Михаила – неприязненно, но молча. Водитель «Рено» курил, ожидая осмотра машины. Выглядел он совершенно спокойным, даже умиротворённым. Полноватый дядька лет сорока, с залысиной и рыхлым лицом.
- Альберт Ефремович! – позвал я.
Мужчина обернулся, посмотрел на меня. Кивнул. Он меня знал и я его тоже. Спокойствие и умиротворённость покинули лицо мужчины, сменившись усталостью и безнадёжностью.
Нет, честное слово. Настолько разительная смена эмоций – только актёр мог бы и изобразить. Потом мужчина посмотрел на Михаила – и к его выражению лица добавилась ещё и тоска. Актёр!
Впрочем, Альберт Ефремович и был актёром МХАТа. Ведущим актёром.
- Далеко собрались? – спросил я.
Альберт Ефремович бросил и затоптал сигарету. Сказал досадливо:
- Эх, ну что вам не сидится, товарищ капитан? Неужто дел в городе мало?
- Альберт Ефремович… - сказал я укоризненно.
- В Питер, - безнадёжно, но упрямо сказал мужчина.
Я заглянул в машину. Нахмурился.
- А маму одну оставили? Она же хворала у вас последний год…
Альберт Ефремович вздохнул.
- Не надо, товарищ капитан.
- Суворов моя фамилия, - подсказал я. – Откройте багажник.
- Помню, что Суворов, - сказал мужчина. – Слушайте, а давайте как в старом телешоу? Я вам контрамарку на премьеру – а вы не открываете багажник?
- Альберт Ефимович… - сказал я. – Вы великий актёр. И человек хороший. Но сейчас вы поступаете неправильно.
И тут из его глаз покатились слёзы. Непритворные. Он подошёл к багажнику, открыл его.
Я заглянул внутрь. Там лежали одеяла – и под ними что-то слегка шевелилось.
- Лучше я, - внезапно сказал Михаил и потянулся к одеялам.
Но актёр его опередил. Наверное, ему было неприятно, что это сделает кто-то другой. Он резко наклонился и сдёрнул одеяло.
Старушку-мать Альберт Ефимович связал, очевидно, сразу после смерти. Связал очень крепко, по рукам и ногам.
Но восставшие, когда они чуют рядом человеческую плоть, проявляют удивительное упорство и находчивость.
У старушки и зубов-то почти не оставалось в её восемьдесят пять лет. Но она всё-таки перегрызла-пережевала крепкую верёвку. И стоило сыну сдёрнуть одеяло – одним рывком приподнялась, вцепилась ему в руку, тряся жиденькими седыми прядками волос принялась грызть.
Актёр завопил. Он стоял, оцепенев и кричал – а старушка с урчанием жевала его запястье.
Первым опомнился Михаил.
- Отпусти его, - сказал он. – Отпусти. Отпусти!
Я нащупал на поясе ножны, но доставать мачете не стал. Михаил склонился над старушкой и смотрел ей в глаза. Актёр кричал, не делая попыток вырваться. Со всех сторон к нам бежали люди – и дежурные с дубинками, и охрана, достающая пистолеты, и дальнобойщики с мачете…
Выбирать приходилось быстро. Я выхватил одной рукой пистолет, другой – корочки, которые поднял вверх. Выстрелил в воздух и крикнул:
- Всем стоять! Не приближаться! Полиция! Ситуация под контролем! Всем стоять!
- Отпусти! – громовым голосом сказал Михаил.
Старушка выпустила окровавленную руку Альберта Ефимовича и, издавая хнычущие звуки, улеглась обратно в багажник. Михаил достал из кармана пластиковые хомутики и быстро стянул ей руки. Потом всунул в рот пластиковый кляп и завязал шнурки-фиксаторы.
Восставшая ему не противилась. Они не всегда подчиняются кваzи, могут и взбунтоваться, но для этого их должно быть много.
Актёр рыдал, баюкая руку.
- Будьте мужчиной, - сказал я. – Ну укусила. Ничего страшного. Вы же знаете, что зараза так не передаётся. Точнее – она и без того во всех есть. Пока не помрёте – не восстанете.
- Я хотел её спасти… - прошептал актёр. – У нас дача… в Клинском районе…
- Знаю, - сказал я. – Потому вас тут и ждал. Что вы собирались делать?
- Жить, - безнадёжно сказал актёр. – Дожидаться… пока мама возвысится…
- Это может занять десятилетия, - мрачно сказал я. – А может и не все возвышаются. Мы же не знаем до сих пор ни черта… Но дело не в этом, Альберт Ефимович. Имеется документально зафиксированная воля вашей матушки…
Нас уже окружили со всех сторон. Но Михаил захлопнул багажник, а его ледяное спокойствие остудило горячие головы… как и мой пистолет, наверное. Подошёл молодой парень, врач из скорой. Косясь на багажник открыл свой докторский чемоданчик и принялся обрабатывать актёру руку. Он, кажется, не узнал Альберта Ефимовича. Куда катится мир! Лучший Гамлет последнего десятилетия, ему в Лондоне рукоплескали, а королева-кваzи наградила рыцарским званием!
- Я не хочу, чтобы она уходила… насовсем… - прошептал актёр. Из него будто воздух выпустили, он весь как-то сдулся, даже ростом меньше стал. – Я так её люблю…
- Это её воля, - сказал я мягко. – Она хотела умереть по-христиански. Мы отвезём её в храм… там всё сделают. Всё, что положено.
- Вы тоже верующий, да? – с тоской спросил Альберт Ефимович. – Ну скажите мне тогда, что она права! Скажите, что так надо, что её ждёт жизнь вечная…
- Я неверующий, - ответил я. – И что кого ждёт – не мне судить. Но в моём завещании указана кремация.
- Знаете, а я вашего князя Мышкина люблю, - неожиданно сказал Михаил. – Больше всех других ролей. Критики Гамлета превозносят, Кутузова, Путина… А я восхищаюсь Мышкиным.
- Правда? – поразился актёр и посмотрел на Михаила с интересом. – Вы не врёте? Меня за эту роль только ленивый не ругал…
Доктор закончил перевязывать ему руку, рана была пустяковая, и отошёл. Видимо на крепкой верёвке старушкины зубы окончательно затупились.
- Мы, кваzи, не врём, - мягко сказал Михаил. – Пойдёмте, Альберт Ефимович. Нам нужно будет составить вашу явку с повинной. Я думаю, что удастся отделаться штрафом за нарушение воли покойной. Нервный срыв, вы человек эмоциональный, тонкой душевной организации…
Приобняв актёра за плечи он повёл того к нашей машине. Я остался караулить машину с восставшей в багажнике. Люди помаленьку расходились, только сержант-полицейский всё вертел в руках моё удостоверение и хмурился. Хотелось ему к чему-нибудь придраться…
Я присел на багажник, посмотрел на мелкие пятнышки крови на асфальте. Затёр их подошвой.
Надеюсь, Михаил догадается попросить контрамарку.
В магазине спортивных товаров не было бейсбольных бит. Зато там был ледоруб.
Восставшего я ударил по голове раз десять, хотя уже после второго удара он рухнул и разжал зубы. Ольга даже не стала дожидаться, пока восставший перестанет дёргаться на асфальте – открыла бутылку минералки и стала промывать рану. Кровь шла обильно, от газированной воды пенилась и казалось, что её вытекло какое-то чудовищное количество.
У восставшего из расколотого черепа вылезли сероватые мозги и сочилась густая тёмная жидкость, на кровь не очень-то и похожая.
- Мне конец, - сказала Ольга. – Мне конец, Денис.
У неё даже голос не дрожал. Она отбросила бутылку, достала пузырёк перекиси и опрокинула над раной. Сказала:
- Надо было не снимать куртку. Надо было не снимать…
Восставший напал на нас совершенно неожиданно, едва мы вышли из магазина. Спрыгнул с балкона третьего этажа, судя по хрусту – сломав ноги, но до Ольги дотянулся. И сразу же впился ей в руку. Густая чёрная шевелюра, острая бородка – он изрядно походил на Троцкого, вот только курносый, совсем не еврейский нос мешал сходству. Если бы он не укусил Ольгу, я бы непременно отметил иронию судьбы, что привела этого человека к окончательной смерти от ледоруба…
- Оля, перестань, - сказал я. – Мы не знаем, как передаётся эта зараза. Помнишь того парня, на заправке? Он же явно был укушен, он врал, что это порез. И ничего, живой, только сволочь…
- Значит, не сразу, - ответила Ольга. – Значит, пройдёт какое-то время и я превращусь в монстра.
- Мы не знаем! – крикнул я ей в лицо. – Мы ничего не знаем! Мне лицо залило кровью того покойника! И на губы попало, да, попало! Если это был вирус в крови – я бы заразился!
- Может он должен попасть в кровь? Как спид? Может не сразу действует…
- Мы не знаем, Оля, - повторил я. – Мы ничего не знаем…
Тело на асфальте вздрогнуло. Чуть-чуть шевельнулось. Я отступил на шаг, посмотрел и меня передёрнуло от омерзения – сероватые сгустки мозгов втягивались обратно в проломленный череп. Это не могло быть, это противоречило всей человеческой физиологии, но мозги, будто черви, вползали обратно. Сломанная и неестественно выгнутая нога восставшего дёрнулась и медленно приняла вполне нормальное положение.
- Ты видишь? – спросил я.
- Он восстанавливается, - прошептала Ольга. – Эта тварь оживает!
Я вынул нож:
- Похоже, есть только один надёжный способ – отрезать голову.
- Давай я, - сказала Ольга.
- Мне тоже надо учиться, - покачал я головой. – Залей рану ещё чем-нибудь. Антисептиком посыпь. И перевяжи. А я с этим разберусь…
Ольга спорить не стала. Внимательно оглядела улицу (я заметил, что теперь она осматривает и балконы, и крыши). Сказала:
- Хорошо. А потом ты понесёшь сына. Если я… лучше, чтобы он был у тебя.
Мы обедали в пирожковой «Пир Пирата» в торговом центре на Третьем кольце. Пирожковая была заточена под семейный отдых, основными посетителями тут были родители с детьми, посмотревшие кино и решившие перекусить перед походом за продуктами. Обстановка была соответствующая – пиратская. И роспись на стенах, и лестницы-канаты под потолком, и нос старинного корабля, вылезающий из стены и вытянувший бушприт на ползала... Раскрашенный под капитана Джека Воробья аниматор развлекал несовершеннолетнюю публику. В общем – не то место, где полицейский дознаватель в форме и пожилой кваzи в старомодном костюме смотрятся завсегдатаями.
Скажу честно – мы скорее выглядели как аниматоры, готовящиеся сменить самого невезучего и самого обаятельного из пиратов.
Но тут были самые лучшие пирожки в Москве. И я, наплевав на условности, привёз сюда Михаила, когда тот предложил пообедать.
Обслуживали нас корректно. Москва, конечно, не Питер. И не толерантный Париж или Лондон, где кваzи – как грязи. Но и у нас с топорами за кваzи никто не гоняется.
Я заказал пирожки с мясом и горячий бульон. Михаил – картофельные и капустные пирожки, после чего поинтересовался:
- Там точно не будет животных белков?
- Жарим на растительном масле, - ответила жующая жвачку молоденькая «пиратка»-официантка с затейливым пирсингом на щеке: сотней, не меньше, крошечных светодиодов. Когда девушка говорила, светодиоды вспыхивали, рисуя абстрактные узоры. – Кваzи их любят.
- Бери-бери. Разве что червячок в капусте попадётся, - сказал я.
- Червячка я как-нибудь переживу, - ответил Михаил.
Официантка возмущённо посмотрела на меня.
- Нет у нас червячков в капусте.
Светодиоды на её щеке окрасились красным и запульсировали.
- Я шучу, - извинился я. – Шикарный пирсинг.
- Спасибо, - она снова посмотрела на Михаила. Щека окрасилась зелёным и розовым. – Возьмите овощной взвар. Очень вкусно. Даже не вегетарианцы берут.
Михаил взял.
Сейчас мы съели по первому пирожку, Михаил одобрительно кивнул, я размышлял, будет ли уместно выпить пива. Решил, что всё-таки нет, но пообещал себе взять реванш вечером.
- Это хорошее место, да? – спросил Михаил, оглядывая зал. Дети галдели, родители ели. Большинство взрослых пили пиво. Оно тут очень неплохое.
- Для родителей с детьми – идеальное, если ты об этом, - сказал я.
- Спасибо. Да, я об этом, - Михаил помолчал, вращая пальцами стакан на столе. – Мне довольно трудно быть отцом живому ребёнку, Денис. Те вещи, которые вы, живые, понимаете интуитивно, мне приходится постигать логически.
- А у тебя своих не было? – спросил я.
- Был сын, была дочь, - коротко ответил Михаил и я понял, что их уже нет. – Но очень давно. Мне и дедушкой-то быть поздно.
- Тебе в земле пора лежать, - очень невежливо сказал я.
- Ну да. Однако мир изменился… Так вот, спасибо. Мне порой трудно понять, что ребёнку хорошо, а что – нет… У тебя ведь был сын?
- Да. Погиб в самом начале…
- Соболезную.
Я кивнул. За его словами не могло быть настоящих чувств, и Михаил знал, что я это знаю, но он всё же счёл нужным это сказать…
- Ровесник Найда, - сказал я. – Был бы ровесник. Только он в Ольгу был… совсем светленький. Ему и полугода не исполнилось… А зачем ты изображаешь из себя отца мальчику? Ты ведь его не любишь. Нет, я понимаю, ты его спас во время катастрофы. Но потом? Почему не передал в человеческую семью на усыновление?
Михаил ответил не сразу.
- Кто такой хороший полицейский, Денис?
Я пожал плечами.
- Ну я, например.
- А без шуток?
- Ну, есть основные принципы, - сказал я. - Защищать людей. Не брать взяток. Руки с мылом мыть перед едой.
Михаил кивнул:
- Тоже годится. Но основное – справедливость. Хороший полицейский не может предотвратить все преступления и исправить все ошибки. Но он должен добиваться того, чтобы справедливость восторжествовала. Хотя бы в том, что зависит от него.
- Допустим, - сказал я. – Ты хороший полицейский, я, надеюсь, тоже. А при чём тут мальчик Найд?
- Справедливость заключается в том, - рассудительно, будто ребёнку, объяснил Михаил, - чтобы я был ему отцом. Насколько могу – хорошим отцом. И то, что я не могу по-настоящему его любить ничего не меняет, поскольку я должен стремиться к справедливости.
Я посмотрел на него и покачал головой.
- Жаль, Михаил, что ты не человек. Мы бы могли подружиться.
- А мы и так уже подружились, - ответил кваzи.
Я засмеялся и глотнул бульона.
- Нет, извини. Ты мой напарник, так сложилось. Ты хороший полицейский, я хороший полицейский и это накладывает свой отпечаток. Но мы не друзья и никогда ими не станем. Точно так же как ты не можешь стать Найду настоящим отцом.
Михаил задумался.
- Это неправильно. Найд считает меня отцом. А ты можешь считать меня другом. В чём разница, если я веду себя как хороший отец и хороший друг?
Я почесал затылок, вздохнул.
- Блин, хороший вопрос, как бы тебе ответить…
Джек Воробей суетился у соседнего столика, пытаясь вовлечь толстого веснушчатого мальчишку в игру. Пацан не втягивался. Ему хотелось есть пирожки. Я взял со стола салфетку, аккуратно скомкал и запустил Джеку Воробью в затылок. Аниматор начал озираться в поисках агрессора. Толстяк, видевший моё движение, захихикал. Я заговорщицки подмигнул мальчишке, тот подмигнул мне. Джек Воробей, утратив к нему интерес, двинулся по залу, явно выслеживая напавшего на него шалопая.
- Это не было хорошим поступком, - укоризненно сказал Михаил.
Я промолчал.
- Твои действия должны были мне что-то продемонстрировать и привести к пониманию моей неполноценности, - продолжал Михаил задумчиво. – Я подумаю. Но ты всё равно неправ.
Я махнул рукой.
- Оставь, Михаил. Будем считать, что ты меня переспорил и победил. А Найда сюда приведи. На следующей неделе как раз начнутся девятые «Пираты», дети их обожают. Говорят, правда, что Джонни Депп там почти не играет, в основном его компьютерный аватар. Но какая разница, если он ведёт себя точно так же, как настоящий?
Михаил жевал бутерброд, размышляя о чём-то. Потом спросил:
- Скажи, то, чем мы занимались всё утро, это и есть твоя основная работа?
- Это ещё самая интересная её часть, - признался я.
- Ты заслуживаешь большего, - сказал Михаил с укоризной. – Ты хороший полицейский.
- Ну так если заслуживаю и если мы друзья – колись, - предложил я. – Зачем ты прибыл в Москву, что расследуешь на самом деле.
- Это всё очень сложно, - ответил Михаил.
- А ты как-нибудь простенько.
Михаил колебался. Кажется, он и впрямь был готов к какой-то откровенности.
И тут у меня заиграл телефон.
- Как я ненавижу сотовую связь! – воскликнул я, доставая трубку. – И начальство!
Только на вызов «царицы» у меня стояла старая песня «Наша служба и опасна, и трудна».
- Михаил рядом? – спросила она не здороваясь.
- Да…
- Дуйте к храму, быстро!
- Какому храму? – не понял я.
- К большому! Где приют Лазаря Вифанийского!
Связь прервалась.
- По коням, - сказал я, вставая. – Пирожки дожуёшь по дороге.
- Что случилось? – спросил Михаил, вставая.
- Не знаю. Но какая-то гадость, нутром чую.
Теги:
Источник:
